Злые игры. Книга 3 - Страница 39

— Гейб, — проговорила Шарлотта, — давай пойдем в мой… в другой мой кабинет. Там нас никто не увидит. Я не хочу никаких разговоров.

— А разве там не заперто?

— У меня есть ключ.

* * *

Они вошли, включили свет. Шарлотта без сил опустилась в одно из низких кожаных кресел, что стояли возле камина. Он давно уже дожидался ее, этот кабинет; это был приготовленный для нее эквивалент «кабинета наследника» — большой и великолепный, прекрасно обставленный, всем своим видом свидетельствовавший, что это кабинет очень важного лица. Фред III показал его Шарлотте в самый первый день ее пребывания в банке, прежде чем выпроводить ее в ту непрезентабельную комнатушку, в которой она потом и работала. «Переедешь, когда заслужишь», — сказал он ей тогда. За все свое пребывание в банке она ни разу даже не позвонила отсюда по телефону; однако время от времени заходила и стояла тут, раздумывая, сможет ли она когда-нибудь по праву занять это место.

Гейб позвонил в полицию.

— Да, — говорил он. — Да. Я подойду и встречу вас там. Угол Бивер-стрит и Бродвея. Через пять минут. Я вернусь, — обратился он к Шарлотте. — Не уходи.

— Не уйду. — Ей почти удалось улыбнуться.

Он вернулся через четверть часа и, войдя, прикрыл за собой дверь. В руках у него была бутылка виски.

— Все в порядке. Они его забрали. Без проблем. Я подумал, может быть, тебе бы стоило выпить. Стаканы у тебя тут есть?

— По-моему, да. Вон там, в шкафу. — Она показала на стоявший возле камина буфет; в нем действительно было несколько стаканов разных размеров.

Он налил самый большой и протянул ей. Шарлотта выпила залпом, виски приятно скользнуло внутрь, согрело ее, сразу же подействовало на нее успокаивающе. Гейб огляделся по сторонам, посмотрел на обшитые деревом стены, на литую каминную решетку с цветочным орнаментом, на большой письменный стол, индийский ковер.

— Хорошенькое у тебя здесь местечко, — проговорил он.

— Перестань, Гейб, не надо, — скучающим голосом ответила она. — Ты же знаешь, что от меня тут ничего не зависело и что я никогда этим кабинетом не пользовалась.

— Но будешь пользоваться, так ведь? — возразил он, и в глазах его появилось какое-то настороженное выражение.

— Да, наверное. Надеюсь. Ой… давай не будем об этом говорить. Я себя ужасно чувствую.

Гейб подлил ей еще виски, потом отошел к камину и встал там, не сводя взгляда с Шарлотты.

— Как я и сказал, ты просто глупая сука, — произнес он вдруг. — Знаешь, ты ведь сама на все это напрашивалась. Напрашивалась до посинения.

В Шарлотте что-то будто взорвалось внутри: ее затопили горечь, и ярость, и еще какое-то необычайно сильное чувство, которого она не умела назвать. Она вскочила и набросилась на Гейба, рыдая и молотя его кулаками.

— Замолчи, замолчи, замолчи! — повторяла она между рыданиями. — Ты грубый, бесчувственный, жестокий… Как ты можешь говорить мне подобное, когда я… когда я…

— Когда на тебя напали, — заорал он в ответ, — и ограбили, а вполне могли бы и изнасиловать, и убить, и все это не из-за чего-то, а только из-за твоей собственной глупости. Вы, женщины, никогда ничему не учитесь. Никогда!

Он схватил ее за запястья и попытался удержать, но Шарлотта вырвалась.

— Я тебя ненавижу! — прокричала она. — Господи, как же я тебя ненавижу!..

Она отвернулась от него и порывисто прикрыла глаза рукой.

— Не надо, — произнес он, и голос его изменился, стал вдруг тихим и почти нежным. — Не надо, не говори так. Мне это не нравится.

— Ах, не нравится? Это почему же? Что, не вполне отвечает твоему раздутому самолюбию?

— Нет, — ответил он еще тише. — Не нравится, потому что я люблю тебя.

Потрясение, которое испытала при этих его словах Шарлотта, было потрясением в самом прямом смысле слова — почти физическим. Это ощущение возникло у нее в голове, эхом отозвалось по всему телу, какой-то спазм сдавил ей сердце. Она медленно повернулась и уставилась на него: лицо у Гейба было бледное, глаза потемнели. Он смотрел на нее необычайно серьезно и сосредоточенно, почти мрачно; сделал движение, словно желая протянуть руки ей навстречу, но тут же опустил их.

— Гейб, — Шарлотта сознавала, что ее слова звучат привычным шаблоном, но ничего не могла с собой поделать, — Гейб, ты это в самом деле сказал или мне послышалось?

— Не знаю, что тебе послышалось, — отозвался он. — Я сказал, что люблю тебя. — Он нахмурился. — К сожалению.

— Почему «к сожалению»?

— Как почему? Потому что ты трудный человек, ты избалована, эгоцентрична, самонадеянна, любишь командовать другими, поддаешься своим настроениям, у тебя скверный характер…

— Это я-то трудная и самонадеянная! — воскликнула Шарлотта. — Гейб Хоффман, вам бы стоило посмотреть на самого себя! Я никогда не встречала более трудного и самонадеянного человека, чем ты… О господи, что я говорю, что я делаю?

Она подошла к двери, заперла ее и встала, прислонившись к ней спиной и глядя прямо на Гейба. Пиджак он снял еще раньше и теперь стоял в мятой рубашке, лицо у него глубже, чем обычно, прорезали морщины, волосы тоже были всклокочены сильнее обычного. Он все еще хмурился, однако взгляд его немного смягчился.

— Не знаю, что и сказать, — проговорил он.

— И я тоже не знаю, — ответила Шарлотта.

Гейб сделал шаг вперед и остановился, глядя на нее сверху вниз, с высоты своего роста. Теперь он был совсем близко, она вполне могла бы дотронуться до него; Шарлотта протянула было руку, но ей все-таки не хватило смелости сделать это, и рука ее бессильно упала.