— Но прозвучало это совершенно иначе, — колко возразила Шарлотта. — И не советую тебе говорить подобные вещи другим девушкам. Они это тоже за комплимент не примут.
— Нет у меня никаких других девушек.
— Есть. Не ври.
— Ну хорошо, есть. Не буду врать.
Шарлотта замолчала, торопливо закончила одеваться и даже натянула жакетку: от последних слов Гейба ее вдруг охватил озноб. Она принялась рыться в сумочке в поисках платка, пряча глаза.
— Эй, я что-нибудь не так сказал? — спросил он.
— Нет… ничего.
— Сказал, я же вижу. Что именно? Насчет других девушек? Это, да? Господи, какая же ты обидчивая, Шарлотта. Обидчивая и трудная. Не знаю, как я смогу это выдержать, честное слово, не знаю. — Однако, произнося эти слова, он улыбался. — Знаешь, что я тебе скажу, — добавил он вдруг. — Когда я узнал о Джереми Фостере, я готов был его убить. Да и тебя, наверное, тоже. До того момента я даже не знал, что такое ревность.
— Я его не любила, — тихо ответила Шарлотта. — Честное-пречестное слово. — Она смотрела на Гейба очень серьезно. Однако сердце ее пело от радости.
— Черт, где мои часы? — спохватился он. Они вдвоем принялись искать их.
— А зачем ты их снял? — засмеялась Шарлотта.
— Я всегда снимаю часы, — ответил он, — когда занимаюсь чем-нибудь важным. Ты же знаешь.
— Да, — кивнула она, — пожалуй, знаю. Вон они, смотри, под креслом.
Он поднял часы, надел их и улыбнулся.
— Пойдем, — вдруг решительно проговорил он, — посажу тебя в такси. Тебе уже пора домой.
— Я не тороплюсь, Гейб, — удивленно посмотрела на него Шарлотта. — Честное слово.
— Шарлотта, извини меня, малышка, но я тороплюсь. Уже ночь, а у меня еще много работы. На несколько часов.
— Да брось ты, господи. Не верю я этому.
— Шарлотта, дорогая моя, — твердо сказал он, — это так, поверь.
В ту ночь Шарлотта практически не спала. Нападение, которому она подверглась, неожиданное признание Гейба в любви, сумасшедшая вспышка страсти — все это, наложившись одно на другое, ввергло Шарлотту в состояние почти болезненного внутреннего напряжения. На нее накатывали, сменяя одна другую, волны сильнейших эмоций: страх, ярость, облегчение, гнев, удивление, радость; но сильнее всех этих чувств было ощущение невероятного, дикого счастья. Спать было совершенно невозможно.
В конце концов в шесть утра она встала, приняла душ, натянула тренировочный костюм и отправилась погулять по Центральному парку. Гейб наверняка заявил бы ей, что это опасно, подумала она; но в парке в этот час бегающих трусцой явно было гораздо больше, чем бандитов.
Гейб позвонил ей после завтрака:
— Ты как, о'кей?
— Все в порядке, спасибо.
— Ну и хорошо. Сегодня у меня масса дел. Если бы ты освободилась назавтра, было бы славно.
— Я свободна.
— Я тебе позвоню утром. — И он положил трубку.
Шарлотта тоже положила трубку, стараясь не чувствовать себя оскорбленной. Любовные отношения с Гейбом, несомненно, обещали стать серьезным испытанием для ее самоуважения и чувства собственного достоинства.
Обедала она дома. Фред был раздражен, пил за едой много крепкого вина. Бетси все время повторяла ему, чтобы он этого не делал, но ее замечания имели прямо противоположный эффект. В конце концов Бетси надоело, что с ней подчеркнуто ни в чем не хотят соглашаться — даже тогда, когда она сказала, что времени уже два часа, и это было истинной правдой, — и она ушла к себе в комнату отдохнуть; Шарлотта, нахмурившись, посмотрела на деда:
— Нельзя с ней так ужасно обращаться. Она же ведь только старается заботиться о тебе.
— Я знаю, — ответил он, — это-то мне и не нравится.
— Ты просто вредный старик, — добродушно проговорила она.
— Знаю. Шарлотта…
— Да?
— Нет… ничего.
— А все-таки?
— Да это о деле. Насчет банка.
— Прекрасно. Люблю дела. А банковское дело больше всего.
— Сегодня утром ко мне приходил Крис Хилл, — сказал Фред.
— Правда? — Шарлотта почувствовала, как у нее сильнее заколотилось сердце.
— Этот дурак хочет от нас уходить. В «Грессе». Говорит, что они ему сделали такое предложение, от которого он не может отказаться.
— Ну что ж… он всего лишь человек. И у него… сколько?.. Четыре дочери? Дорогое удовольствие.
— Да, да, я это знаю. Но я предложил ему больше, чем могли бы платить ему там.
— И что?
— А то, что они предлагают ему то, чего я дать не могу.
— А именно? — спросила Шарлотта.
— Акции.
— Но у Криса ведь, наверное, есть акции «Прэгерса»?
— Есть, но всего несколько. В «Грессе» ему предлагают много акций. А тем самым и значительную долю в прибылях. Он говорит, что не может отказаться от такого предложения. От того, чтобы войти в компанию, участвовать в управлении ею.
— Ну… акции ты ему предложить действительно не можешь. «Прэгерс» есть «Прэгерс».
— Да… да, это так. — Старческое лицо Фреда вдруг погрустнело и приняло обиженное выражение, морщины на нем стали словно бы еще глубже и резче. — Но сейчас, когда Малыша не стало, мне нужны абсолютно преданные партнеры. Фредди… и ты… вы очень молоды. У вас нет опыта. Вам нужна опора и поддержка. Нужен совет. И Крис Хилл мне совершенно необходим. Сейчас даже больше, чем когда бы то ни было за всю мою жизнь. Он изумительный работник. На нем весь оперативный отдел держится.
— И что ты хочешь этим сказать? — Шарлотта уже догадывалась, каков будет ответ, но боялась услышать его.
— Я пока еще и сам толком не знаю, — сокрушенно ответил он. — Но я не могу позволить себе потерять Криса Хилла. Это я знаю твердо.